Catsgo.ru

Стегоман умолк, подпрыгнул, взлетел и исчез за краем скалистого плато. Мэт услышал, как с треском расправились его крылья, а потом увидел, как его верный друг взмыл ввысь и помчался на север в поисках ужина и одиночества. Одиночество было необходимо ему, чтобы залечить душевную рану, которую невольно разбередила Диметролас. Мэт еще долго стоял и провожал взглядом Стегомана. Наконец дракон сложил крылья и спикировал. Только тогда Мэт вернулся к костру и стал ломать голову над тем, как бы помочь старому товарищу.

Балкис проснулась от мычания коров, от звука голоса человека. Ее сердечко от испуга забилось чаще, и она зарылась поглубже в сено. Шерстка у нее встала дыбом, она выпустила когти. Но затем страх отступил. Кто-то звучным баритоном окликал коров, мирно разговаривал с ними.

— Вот тебе сено, Звездочка, кушай. А вот тебе, Красотка. Не отворачивайся, Зорька, яблок теперь до осени не будет, так что — ешь, что дают!

Балкис удивилась: оказывается, коров по всему свету называли одинаково, хоть и на разных языках.

Одна из коров призывно, нервно замычала.

— Да-да, я помню, Солнышко, — ласково отозвался человек. — Твое вымя так наполнено молоком, что болит. Конечно, я подою тебя первой, а ты пока поешь. Ну вот, теперь все кушайте, сейчас начну вас доить.

Коровы притихли, успокоились. Успокоилась и Балкис. Она втянула когти в подушечки лап, а шерстка у нее улеглась. Она услышала стук табурета и звяканье ведра. И снова прозвучал заботливый негромкий голос:

— Не бойся, я тебя сейчас осторожно обмою вымя. Ох, как разбухли соски! Но скоро тебе станет легче, обещаю!

Через несколько мгновений струи молока звонко ударили о дно ведра. Теплый аппетитный запах поднялся к сеновалу, и Балкис облизнулась, хотя и не была особо голодна. Она помнила о предупреждении брауни и не стала показываться человеку на глаза. Однако кошкам издревле свойственно любопытство, и потому Балкис нырнула в сено, пробралась пониже, прорыла ход и осторожно выглянула. И затаила дыхание.

Золотистые волосы, правильные черты лица, большие голубые глаза, широкие плечи. То был молодой человек чуть старше двадцати и самый красивый из тех, кого довелось встречать Балкис. Она ощутила странное тепло в груди. Одна из коров нетерпеливо замычала, и молодой человек обернулся и сказал:

— Понимаю, понимаю и все помню. Ты видишь, что я дою Солнышко, вот и тебе невтерпеж. Потерпи, коровушка, скоро я и тобой займусь.

Балкис вдруг нестерпимо захотелось, чтобы этот красавец занялся ею, и ее бросило в жар. Он был такой добрый, такой приветливый! А ведь брауни говорили ей о том, что крестьянские парни без матери выросли грубыми и неотесанными.

— Он — лучший из них.

Балкис вздрогнула, услышав голос. Кто-то словно читал ее мысли. Кошка повернула голову и увидела рядом с собой Личи. Брауни стояла на коленях.

— Он — самый младший, — объяснила Личи. — Другие унижают его при первой возможности и вообще обходятся с ним грубо. И все же он ухитряется оставаться добрым и спокойным, хотя другой на его месте давно разозлился бы, обиделся. Его зовут…

Имя молодого человека прозвучало немного странно, но из знакомых Балкис имен более всего напоминало «Антоний». Кошка со все большим любопытством наблюдала за ним из своего укрытия, а молодой человек переходил от одной коровы к другой.

— Хорошенько замечай, где пролилось молоко, — посоветовала ей Личи. — Но боюсь, большая его часть впитается в землю в тому времени, как ты сможешь выбраться из сена.

Сейчас Балкис меньше всего думала о молоке, хотя и должна была признаться в том, что пахло оно божественно.

Антоний заканчивал доить последнюю корову, когда дверь с грохотом распахнулась и кто-то крикнул:

— Что я вижу, сосунок? Ты еще возишься? Хватит нянчиться со скотиной! Выгоняй их пастись!