Catsgo.ru

Из другого рукава царь извлек тонкий длинный шарф своей племянницы, скрутил его в ровный жгут и осторожно уложил в чащу, а затем отошел на шаг и прочел стихотворение, смысл которого заключался в следующем: Иоанн просил, чтобы шелковый жгут указал в ту сторону, где находится его владелица. Мэт испытал истинное восхищение: пресвитер Иоанн воспользовался законом, согласно которому предметы, некогда бывшие в контакте с человеком, сохраняют этот контакт и на расстоянии, а также законом подобия. Действие обоих законов было усилено наличием тех самых символов, благодаря действию которых прежде Иоанн определил направление, в котором следовало искать Торбата. Мэт встал на цыпочки, чтобы посмотреть, что происходит внутри чаши. Еле заметной рябью подернулась поверхность воды, и волночки вытянулись в сторону того аромата, который источала Балкис, а свернутый жгутом шарф, когда-то прикасавшийся к коже девушке, указал в ту же сторону.

— Почти юго-восток, немного южнее, — заключил пресвитер Иоанн, обернулся и устремил на Мэта смущенный взгляд. — Сожалею, но это лучшее, на что я способен, лорд-маг.

— На самом деле вы оказали мне огромную помощь, ваше величество. Теперь я хоть немного представляю, в какую сторону отправиться.

Однако Мэт гадал: далеко ли ему следует уйти в этом направлении? Наверняка предстояло преодолеть немало миль — иначе Балкис бы уже сама вернулась в Мараканду. Афганистан? Индия? Индонезия? Австралия? Мэт невольно поежился, подумав о том, как бы ему не пришлось странствовать до самой Антарктиды. И еще он понадеялся на то, что Балкис в ту злосчастную ночь надела теплую ночную рубашку.

На следующее утро Мэт посетил мессу в храме пресвитера Иоанна. Храм был огромен. Здесь триста шестьдесят пять священников по очереди произносили молитвы и приносили на алтарь дары в соответствии с ритуалами несторианцев, которые значительно отличались от христианских ритуалов, знакомых Мэту. После церковной службы Мэт ушел из города через южные ворота, прошагал с милю, затем свернул с дороги в уютную рощицу, где прочел стихотворение, с помощью которого вызвал Стегомана. Дракон прибыл через несколько минут. Мэт забрался на него верхом, и они направились на поиски пропавшей кошки.

Балкис проснулась, когда взошла луна, и почувствовала себя намного лучше, чем прежде. Правда, у нее все равно сохранилась некоторая сонливость. Увидев женщину-брауни, которая что-то плела из сосновых иголок и напевала, Балкис очнулась окончательно и насторожилась.

Брауни заметила, что кошка открыла глаза, и улыбнулась:

— Здорова ли ты теперь, девица?

Вопрос удивил Балкис. Как, интересно, это волшебное существо могло узнать, что она — девушка, когда сейчас она пребывала в обличье кошки?

— Дух этой рощи видел, как ты преобразилась, — пояснила брауни, словно Балкис задала свой вопрос вслух. — Меня зовут Личи. Не хочешь ли ты поесть?

Балкис вдруг ощутила сильнейший голод и кивнула. Поняв, что нет никакого смысла скрывать от брауни свои способности, раз уж та знала, что она на самом деле — человек, Балкис проговорила:

— Я ужасно голодна.

Брауни нахмурила брови.

— Что это за язык, на которым ты говоришь?

Балкис заговорила на наречии Аллюстрии, где она выросла, а говор брауни ей показался очень похожим на тот, которому она обучилась во время странствий с лордом-магом. При мысли о нем сердечко Балкис забилось чаще. Несколько недель они прожили в парсийской деревушке, и там Балкис узнала немало слов из местного наречия.

Старательно подбирая слова, она проговорила:

— Я очень сильно голодна, добрый дух.

— А, вот теперь понятно, — кивнула Личи, отложила вязание и поднялась. — Пойдем.

Она подвела Балкис к небольшой норке под корнями одной из невысоких сосен. Балкис принюхалась и учуяла мышь. Брауни опустилась на колени около запасного выхода из норки, сложила руки чашечкой, поднесла к губам и громко закричала. Через пару секунд из норки выскочила перепуганная мышка и угодила прямо в когти Балкис. Когда кошка покончила с едой, брауни подвела ее к другой норке, потом — к третьей.