Catsgo.ru

Балкис согласно кивнула и стала зачарованно следить за гусеницей. Ни сеть, сплетенная саламандрой, ни сам кокон не горели, хотя пламя и окружало их. Даже после того, как гусеница, запечатав себя в кокон, заделала дырочку, пламя не погасло, но шелковые нити, растянутые между пальмами, оберегали их стволы, не давали им воспламениться.

— А я-то все гадал, как же караванщики собирают те коконы, которые потом привозят на ярмарку, — проговорил Антоний. — Теперь понятно: они находят их в оазисах, что встречаются на их пути!

Балкис не отрывала глаз от огненного кокона.

— Неужели с каждым караваном странствует чародей, который чарами обезвреживает гусениц?

Антоний покачал головой.

— Возницы говорили мне, что саламандра становится неопасной, как только совьет кокон. Чтобы убить ее, нужно только погасить пламя. Потом купцы могут спокойно брать кокон и везти его на продажу.

Балкис широко раскрыла глаза.

— Вот теперь я узнаю эту штуковину! Я видела, как слуги из дворца покупали такие шелковые «яйца» на рынке в Мараканде, когда приходили первые караваны с юга!

— На рынке в Мараканде? — воскликнул Антоний и устремил взгляд вдаль. Его воображение нарисовало ему волшебную картину. Он мотнул головой и спросил: — А зачем тамошним жителям нужны коконы?

— Они прядут шелк, — объяснила Балкис. — Прядильщики осторожно сматывают нити из кокона на катушки, а потом отдают ткачам, и те изготавливают ткань.

— Ткань? Из коконов саламандры? — изумленно воскликнул Антоний. — Неужто кому-то одежда из такой ткани нравится больше, чем та, что соткана из настоящего шелка? Торговцы показывали мне обычный шелк — он очень красив!

— А такой еще красивее, — заверила его Балкис. — Он прочнее, и его на удивление легко стирать! Когда нужно выстирать одежду, сотканную из такого шелка, слуги просто-напросто кладут ее в огонь, и она становится как новенькая! Такая одежда настолько долговечна, что в семьях переходит из поколения в поколение. И не горит, само собой.

— Как же, наверное, чудесно у вас в Мараканде! — воскликнул Антоний с широко раскрытыми глазами. — Если там все носят одежды из такого шелка…

— Да не все, глупенький! — улыбнулась Балкис — Такая одежда стоит недешево, и ее носят только королевские особы и их приближенные.

— Значит, такое платье по карману только тем, кто живет во Дворце? — разочарованно спросил Антоний, пожал плечами и посмотрел на север. — Все равно я мечтаю повидать Мараканду. Это ведь твоя родина, и там наверняка прекрасно. — Он усмехнулся. — А уж если там твой дом, то мне бы очень хотелось отвести тебя туда.

У Балкис стало тепло на сердце, и она улыбнулась, глядя прямо в глаза Антонию.

— Спасибо тебе, друг мой, — сказала она и сама удивилась, отчего это у нее дрогнул голос.

Антоний заметил это. Он улыбнулся шире, а глаза его так заблестели, что Балкис и обрадовалась, и испугалась одновременно, но чего испугалась больше, сказать не могла — то ли тех чувств, которые сама пробудила в Антонии, то ли тех, которые он пробудил в ней.

Антоний снова устремил взгляд на север.

— Эта страна лежит на севере — но далеко ли до нее?

Балкис пожала плечами:

— Не могу сказать. Знаю только, что зимою там гораздо, гораздо холоднее.

— Значит, идти нам несколько месяцев, не меньше, — грустно покачав головой, заключил Антоний. — И почему я никогда не спрашивал у караванщиков, сколько времени занимает путь до Мараканды? — сокрушенно проговорил он. — Я только интересовался, далеко ли это царство, а они всегда отвечали: «Далеко, очень далеко».

У Балкис засосало под ложечкой.

— Я не смею просить тебя уходить далеко от родных мест.

— Но ведь ты же посоветовала мне покинуть дом и искать счастья на чужбине, — напомнил ей Антоний.

Балкис стало немного обидно. Пусть это было правдой, но с его стороны, пожалуй, было не слишком вежливо напоминать ей об этом.