Catsgo.ru

Мы отправились в путешествие по чердаку психушки. Передвигаться было довольно трудно, поскольку пола, вернее, потолка как такового не существовало. Чердак представлял собой сетку из толстых квадратных брусов, расположенных под прямым углом друг к другу. А между ними фанера. Шагать неудобно, к тому же мне показалось, что Валерка не очень хорошо знает дорогу. А осиных гнезд и в самом деле было много. И гвоздей полно. Легко пораниться.

Мы пересекли чердак почти по диагонали и остановились в самом углу. Валерка лег на брус и чуть сдвинул фанеру. Затем пригласил меня на соседний брус. Я устроился на пыльной деревяшке.

– Это бокс для бесед, – сказал Валерка. – Сюда всегда психов приводят.

Я заглянул в щель. Палата была пуста. Совсем пуста. Ни стула, ни стола, ни вообще какой-то мебели. Из обстановки только штатив от видеокамеры. И все.

– Там же никого, – прошептал я.

Валерка ответил, что надо чуть-чуть подождать, скоро появятся все, кто нужно.

Мы подождали. Но не чуть-чуть, а, наверное, почти с час. Потом снизу послышались шаги, я повернулся. В палату вошел чрезвычайно худой человек в сером костюме, похожий на типичного фашистского преступника из телевизора.

Фашист принялся греметь раскладной мебелью, которую принес с собой. Затем смонтировал на треноге камеру. Достал из кармана золотые часы на цепочке, посмотрел время, принялся вертеть часы на пальце.

В дверь протиснулся крупный, довольно пожилой человек с седыми волосами. Проверил матерчатые стулья, уселся на дальний.

– Эти двое всегда прилетают, – шепнул Валерка. – Они тут самые главные вроде как .

Третьим вошел Гобзиков. Вернее, ввели его. Санитары, только уже другие. Гобзиков не был связан, он болтался как тряпка и тихонечко что-то бормотал. Я понял, что это не бормотание, а хохот. Только очень слабый. Выдыхался Гобзиков.

Фашист кивнул на стул, Гобзиков устроили в нем.

– Не беспокоить нас, – сказал фашист, и санитары удалились.

Гобзиков хихикал. Он похудел и посинел за ночь. Говорят, что смех продлевает жизнь.

Врут.

– Смехотун? – осведомился седой.

– По всем признакам . У них там эпидемия.

Седой кивнул.

– Я был знаком с парнем, который сочинил смехотуна, – сказал он. – Он скучал на уроке географии и от нечего делать представил, как учительница вдруг принялась смеяться и никак не может остановиться. А потом все остальные как будто стали смеяться и тоже не могли остановиться. Засмеялась вся школа. Эта идея его очень захватила, и он всю физику подряд придумывал, что будет, если все станут безостановочно смеяться. Так появился смехотун.

– Красивая легенда. Мне начинать?

– Конечно, время идет.

Фашист достал из кармана кожаный футляр, из футляра старомодный шприц. Быстро подошел к Гобзикову и так же быстро сделал ему укол в шею. Гобзиков даже не дернулся.

Фашист стал считать вслух, досчитал до пятидесяти. Гобзиков перестал смеяться и поглядел на мир осмысленно.

– Вы кто? Где я? Мама .

Так говорил Гобзиков.

– Все в порядке, – успокоил его седой. – Нам надо с тобой немного поговорить. Ты не против?

– Нет . – растерянно сказал Гобзиков. – Как я тут оказался только .

Фашист принялся бродить по комнате. Остановился у окна.

– Кто вы .

– Видишь ли, – фашист сверкал золотыми часами, – мы представляем одну организацию . Что-то вроде всемирной ассоциации . Нас интересуют психические феномены .

– Чего?

– Психические феномены .

– Расскажи нам, что произошло с тобой в последнее время, – перебил седой. – Не спрашивай, не удивляйся, просто расскажи. И мы отправим тебя домой.

– Я . мы . решили .

Гобзиков принялся растирать виски.

– Заложите ногу на ногу, – посоветовал фашист. – Это вас успокоит. И расскажите о последних днях.

– Это просто, – Гобзиков заложил ногу на ногу, – в последнее время я ничем особым не занимался .

Гобзиков растирал голову.

– Я хотел . хотел начать дрессировать Томагавка .

– Томагавка? – переспросил фашист.

– Это такая крыса, моя мама ее выкрасила в оранжевый цвет. Так вот, я собрался дрессировать Тома .

Гобзиков гнал. Он гнал – у него не было никакой оранжевой крысы.